Основание и Империя [Академия и Империя] - Айзек Азимов

– Отпустите меня, Эблинг, не то я вас ударю.

Магнифико, с дрожащими от возбуждения ноздрями, крикнул со своего излюбленного места на спинке стула:

– Прошу покорно простить меня за невежливость, но мой бедный разум вдруг посетила странная мысль.

Байта ожидала от Торана досадливого ответа или жеста и потому схватила его за руку с другой стороны.

– Говори, Магнифико. Мы все тебя внимательно слушаем.

– Находясь на чужом корабле, я был ослеплен, оглушен и всецело поглощен охватившим меня страхом. Я не помню толком, что со мной происходило. На меня смотрели какие-то люди, спрашивали меня о чем-то и говорили что-то непонятное. И вдруг – словно луч солнца озарил мой разум.

Я увидел знакомое лицо. Я запомнил этот проблеск, и сейчас он мне кажется даже ярче, чем тогда.

– Кто это был? – спросил Торан.

– Капитан, который был с нами, когда вы спасли меня от рабства.

Очевидно, Магнифико намеревался произвести сенсацию, потому что, когда ему это удалось, в тени его огромного носа родилась широкая самодовольная улыбка.

– Капитан Хан Притчер? – строго спросил Мис. – Ты в этом уверен? Твердо уверен?

– Сир, я клянусь, – шут положил прозрачную ладонь на узкую грудь. – Я готов поклясться в этом перед самим Мулом, пусть даже он употребит всю свою силу, чтобы опровергнуть мои слова.

– Зачем же он нас задержал? – произнесла Байта в недоумении.

– Я объясню, моя госпожа, – с готовностью ответил шут. – Объяснение пришло в мой бедный разум так внезапно, как будто его послал мне сам Дух Галактики.

Торан хотел было возразить, но шут не дал ему говорить. Повысив голос, Магнифико обращался исключительно к Байте.

– Моя госпожа, представь, что капитан, как и мы, бежал в одиноком корабле с какой-то тайной целью. Представь, что он столкнулся с нами в космосе. Разумеется, он заподозрил, что мы следили и гнались за ним все это время. Неудивительно, что он разыграл такой спектакль.

– Зачем он повел нас на свой корабль? – спросил Торан. – Что-то здесь не сходится.

– Почему же; напротив, сходится! – с новым воодушевлением закричал шут. – Капитан послал к нам подчиненного, который не знал нас в лицо, но передал описание нашей внешности в микрофон. Услышав описание моей внешности, капитан удивился, потому что в Галактике найдется немного равных мне по худобе и ничтожности. Он потребовал меня на корабль, и я послужил всем остальным как бы паспортом.

– И капитан отпустил нас, даже не поздоровавшись?

– Мы ничего не знаем о цели его пребывания здесь. Возможно, степень секретности задания, с которым летел капитан, такова, что, удостоверившись, что мы не враги, он не имел права нам открываться. Это могло сорвать все его планы.

– Не упрямься, Тори, – медленно произнесла Байта. – Это наиболее правдоподобное объяснение происшедшего.

– Вполне правдоподобное, – поддержал ее Мис.

Торан подчинился большинству, но сохранил в душе сомнение. Что-то в слишком гладкой истории шута ему не нравилось. Что-то было не так. Однако, гнев его утих, и Торан, оправдываясь, прошептал:

– Мне так хотелось подстрелить хоть один корабль Мула… – и, потемнев лицом, уставился в пол.

Он переживал падение Хэвена.

22. Смерть на неотранторе

Неотрантор, бывш. Деликасс – небольшая планета, на которой располагалась резиденция последней династии правителей Первой Империи. Это была призрачная столица призрачной империи; мы упомянули ее лишь ради исторической точности. При первом императоре неотранторской династии…

Планета называлась Неотрантор. Новый Трантор! На этом сходство планеты с великим тезкой кончалось. На расстоянии двух парсеков все еще светило солнце Старого Трантора, и столица Галактической Империи все еще совершала свой извечный путь по орбите.

На Старом Транторе даже жили люди. Не много – всего сто миллионов, тогда как полвека назад планету заселяли сорок миллиардов. Огромный мир из стали и стекла лежал в руинах. В стенах опустевших небоскребов зияли дыры, прожженные бластерами – память о Великом Погроме, случившемся сорок лет назад.

Как странно: мир, который две тысячи лет был центром Галактики, мир, который правил бесконечным космосом и был домом правителям и чиновникам, чьи капризы выполнялись на расстоянии тысяч парсеков от столицы, этот мир умер за месяц. Невероятно: мир, не тронутый завоевательными войнами первого тысячелетия; гражданскими войнами и дворцовыми переворотами второго, лежит в руинах. Сердце Галактики превратилось в живой труп. Как странно и печально!

Пройдет еще не одно столетие, прежде чем это творение рук человеческих рассыплется в пыль. И сейчас этот металл, эта мощь бездействует лишь потому, что у людей недостает сил привести ее в движение.

Миллионы, оставшиеся после гибели миллиардов, разорвали железные одежды планеты и открыли землю, тысячу лет не видевшую солнечного света.

Окруженные механическими исполнителями всех видов работы, освобожденные чудесами техники от произвола природы, люди возвратились к земле. На местах транспортных развязок росли пшеница и кукуруза, у подножий небоскребов паслись овцы.

Но еще существовал Неотрантор, о котором никто не знал, пока туда, как в последнее пристанище, не бежала от Великого Погрома испуганная семья императора. Там Император пережидал восстание, а когда волнения улеглись, там и остался.

А в его власти осталось двадцать сельскохозяйственных миров.

Император Галактики, Повелитель Вселенной Дагоберт IХ правил двадцатью мирами, населенными непокорными землевладельцами и угрюмыми крестьянами. В тот проклятый день, когда Дагоберт IХ приехал с отцом на Неотрантор, ему было двадцать пять. В памяти императора жил образ прежней Империи, славной и могучей, а его сын, которому предстоит быть Дагобертом, родился на Неотранторе.

Он не знал другой Вселенной, кроме двадцати миров.

Воздушная открытая машина Джорда Коммазона по праву считалась самым шикарным средством передвижения на всем Неотранторе. Не только потому, что Коммазон был самым крупным землевладельцем на Неотранторе, но еще и потому, что когда-то он был компаньоном и злым гением молодого принца короны, боявшегося и тихо ненавидевшего стареющего Императора, а теперь стал компаньоном и по-прежнему злым гением стареющего принца короны, которого боялся и тихо ненавидел старый император.

Джорд Коммазон из своей машины в перламутровой, отделанной золотом и люметроном обшивке обозревал свои владения: поля волнующейся пшеницы, уборочные машины, домики арендаторов – и обдумывал дела.

Шофер, сгорбленный и усохший, выруливал против ветра и улыбался.

Джорд Коммазон заговорил, прямо в ветер, уносивший слова в небо.

– Помнишь, что я говорил тебе, Инчни?

Седые тонкие волосы Инчни шевелились на ветру. Он улыбнулся, словно утаивая какой-то секрет от себя самого, и губы его вытянулись в ниточку, а вертикальные морщины глубже прорезали щеки.

– Помню, сэр. Я как раз об этом думал, – прошелестел шофер.

– Что ты надумал, Инчни? – вопрос звучал нетерпеливо.

Инчни не забыл, что на старом Транторе был молодым, красивым и знатным. Он помнил, что на Неотранторе он безобразный старик, живущий милостью Джорда Коммазона. Инчни тихо вздохнул и прошептал:

– Гости из Фонда, сэр, – неплохая вещь, особенно если учесть, что у них всего один корабль и один боеспособный мужчина. Можно сказать, что они полезная вещь, сэр.

– Полезная? – протянул Коммазон. – Возможно. Однако, они волшебники и могут обладать сверхъестественной силой.

– Вот еще! – фыркнул Инчни. – Расстояние искажает действительность. Фонд – всего лишь мир. Его жители – всего лишь люди. Если в них стрелять, они умирают.

Внизу блестящей лентой вилась река. Инчни выровнял машину по курсу и снова зашелестел:

– А эти убежали от другого человека, при упоминании о котором дрожит вся Периферия, ведь так?

– Ты что-то знаешь об этом? – с неожиданной подозрительностью спросил Коммазон.

– Не знаю, сэр, – улыбка исчезла с лица шофера. – Просто так спросил.

Землевладелец, немного поколебавшись, сказал напрямик и грубо:

– Ты никогда ничего не спрашиваешь просто так. Тебе когда-нибудь оторвут голову за настырность. Так и быть, расскажу. Этого человека называют Мулом, один из его подданных был здесь несколько месяцев назад с деловым визитом. Сейчас я жду другого посланца для… окончательного решения дела.

– А эти путешественники, не те ли они, кого вы ждете?

– У них нет положенных документов.

– Сообщали, что Фонд оккупирован…

– Я тебе этого не говорил.

– Это официальное сообщение, – холодно продолжал Инчни, – и если оно верно, эти люди могут оказаться беженцами, которых можно выдать человеку Мула в знак дружбы к нему.